Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Аристотель ценил интеллект превыше всего, но и, учитывая это, его взгляд на рабство можно признать прямо-таки экстремистским. Конечно, он признает, что рабы могут выполнять команды (даже если они не способны мыслить самостоятельно). То есть раб по природе – это орудие, которое природа предоставляет людям разумным. Также, по Аристотелю, природа “желает, чтобы и физическая организация свободных людей отличалась от физической организации рабов: у последних тело мощное, пригодное для выполнения необходимых физических трудов; свободные же люди держатся прямо и не способны к выполнению подобного рода работ, зато они пригодны для политической жизни”. Впрочем, природа иногда ошибается: “Одни имеют только свойственные свободным тела, а другие – только души”. (Обратные случаи – душу свободного в теле раба – философ не рассматривает.)
Концепция не слишком привлекательная. Неудивительно, что Аристотеля обвиняют в защите (через апелляцию к природе) несправедливости общества, в котором он жил. Такое же обвинение (выведение должного из сущего – философы называют это “натуралистической ошибкой”) нередко выдвигают и против современной социобиологии. Что же, возможно. Гораздо интереснее, есть ли в теории Аристотеля зерно истины?
Итак, если вынести за скобки вопрос о собственности, разница между свободным и рабом для Аристотеля заключается в способности пользоваться разумом. Если перенести это в современные условия, то речь идет о различиях между руководящим составом и рабочими, например в центре исполнения заказов. Управление с точки зрения менеджера высшего звена – это ежемесячный доклад совету, а для складского рабочего – это портативный прибор, указывающий, что и на какой полке брать, как до нее добраться, и передающий информацию о его перемещениях компьютеру. Эту работу вполне смог бы выполнять и робот, будь они чуть дешевле. Аристотель пишет: если бы у нас имелись автоматические ткацкие станки или кифары, которые играли бы сами, то не понадобились бы ни работники, ни рабы. Как мало он знал!
По отношению к центру исполнения заказов аристотелевская теория естественного рабства работает так: кому-то свойственно быть менеджером, а кому-то кладовщиком. Спорно? Вовсе нет, скажет кадровик, отказавший девяти из десяти кандидатам на должность менеджера из-за отсутствия “лидерских качеств”. Более того, Аристотель считает, что, поскольку умственное развитие людей различно, то и рабам и господам лучше всего подходят их роли. С этим наши менеджеры охотно согласятся. Насчет кладовщиков не уверен.
Я не стремлюсь оправдать естественное рабство по Аристотелю или кадровую политику современных корпораций. Я просто хочу показать, что эта теория Аристотеля представляет собой не патологический продукт греческого общества IV в. до н. э., а описывает социально-экономическую структуру любого развитого общества, в том числе нашего. Более того, можно сказать, что все современные споры о неравенстве упираются в вопрос, существуют ли “рабы по природе” и, если да, как отличить их от “рабов по закону”.
Поясню на примере. Я вырос в ЮАР в период апартеида. Фундаментом этого государства служило то соображение, что африканцы по природе неспособны управляться с чем-либо столь же хорошо, как это получается (столь же естественно) у европейцев. В “Политике” также есть намеки на то, что варвары суть рабы по природе. Аристотель даже считает справедливыми походы для поимки рабов по природе. Слово, которым философ обозначает деятельность господина (despotikē), не имеет прямого соответствия в английском языке. А вот baasskap (господство) на языке африкаанс – очень точный эквивалент.
100
Греки, по словам Платона, теснились вокруг Средиземного моря, как лягушки вокруг болота. От Сицилии до Северного Причерноморья существовало более тысячи греческих городов-государств с различным устройством. Ко времени рождения Аристотеля афинской демократии уже было более столетия. Имелись и другие виды демократии, но афинская оказалась наиболее известной, могущественной и радикальной. В других полисах правила аристократия. Во главе многих государств стояли цари. Некоторые правили хорошо, а некоторые – ужасно. Фаларис, тиран Акраганта на Сицилии (VI в. до н. э.), зажаривал оппонентов в пустотелом медном быке (и в конце концов сам погиб так же). Говорят, Аристотель собрал сведения о 158 греческих государствах, но, увы, данные обо всех, кроме одного, утеряны. Сохранилась лишь “Афинская полития”: ее нашли в египетских песках в конце XIX в. Утерянные рассказы о государственном устройстве – настоящая тема “Политики”.
К государственному устройству Аристотель применяет свою систему объяснений. У государства, как и у раковины улитки, есть цель. Формальная причина государства – его устройство: не только собственно конституция, но и экономическая, правовая и политическая структура. “Законодатель” (скорее, его занятия) представляет собой производящую причину. Под “законодателем” Аристотель имеет в виду человека, подобного Солону (ок. 590 г. до н. э.) или Ликургу (ок. 800 г. до н. э.). Граждане и территория – это материя, из которой формируется государство.
Все это звучит очень биологически, и “Политика” (как и “Метеорологика”) полна биологических сопоставлений. Государство имеет не только исток, путь развития и цель, но и оптимальный размер, а также механизмы самоподдержания. Оно состоит из множества взаимозависимых функциональных частей, в то же время представляя собой единое целое. Как душа “скрепляет тело”, так и устройство государства обеспечивает его целостность. Споря с Гераклитом, сказавшим, что в одну реку нельзя войти дважды, Аристотель сравнивает государство с рекой, сохраняющей облик несмотря на непрерывный поток воды (то есть граждан). Государство может видоизмениться или прийти в упадок. “Политика” Аристотеля – это государствоведение в изложении биолога.
Но не стоит слишком доверять сравнениям. Здесь, как и в аристотелевской модели физики подлунного мира, это лишь сравнения. С точки зрения Аристотеля, люди могут быть политическими животными, но мы в большей степени политические, чем все остальные животные. Человек – единственное животное, способное к суждениям о морали, и единственное, способное изложить их словами. Гоббс, Гегель и Спенсер – и это всего три примера – прямо сравнивали государство с живым организмом. Аристотель, единственный среди них биолог, этого не делал. И он никогда не говорил, что у государства есть physis – природа, внутренний принцип изменений – между тем, physis есть у всех живых существ. Хотя государство и существует “по природе”, это, по мнению Аристотеля, не совсем творение природы, поскольку оно формируется и под влиянием человека. Можно назвать это киборгом. “Все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим”. Мы во мгновение ока прошли путь от государства как продукта стадного инстинкта до производного некоего гения. С философской точки зрения это затруднительно, а вот с точки зрения науки – неизбежно. Любое человеческое общество построено на врожденных и приобретенных желаниях индивидов, а также на законах. “Путник! Пойди возвести нашим согражданам в Лакедемоне, что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли”, – гласит эпитафия Симонида Кеосского. Но и спартанец предпочел бы делать дома, в Лакедемоне, сыновей, а не кормить своим трупом мух у Фермопил.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
